— Что будет с вами, Анна? Берандии больше нет.
— Подчинюсь Хуго, Акки, если вы этого захотите. Вот его последнее письмо!
Она достала из-за корсажа сложенный вчетверо листок, второпях вырванный из записной книжки. Акки прочел:
«Дорогая Анна!
Берандии больше не существует! Последний инструктор погиб рядом со мной минуту назад. Я чудом остался в живых и уже скоро в свою очередь уйду во мрак. Я вас любил, когда вы еще были подростком, тем не менее я знаю, что вы меня не любили. Постарайтесь выжить, спрячьтесь. Клин, синзун, мне недавно говорил, что перерыв в десять суток в сообщениях, которые посылают инструкторы, немедленно потребует новой экспедиции для выяснения причин. Соедините свою судьбу с Акки, которого вы не переставали любить, и попросите его позаботиться о нашем сыне. Я хотел бы, чтобы он тоже стал координатором, если имеет к этому способности,- одним из тех людей, которым поручено навсегда погасить пожар войн. Это самая лучшая судьба, о которой можно было бы мечтать. Прощай, Анна. Враги возвращаются. У меня еще есть один фульгуратор, и я заставлю их дорого заплатить за мою смерть. Прощай, горячо любимая».
Он вернул письмо, не стыдясь своих слез:
— Это был человек, Анна, и его сын сможет гордиться им. Я позабочусь о его будущем. Мы вместе позаботимся о его будущем. Что вам, Хассил?
На лице исса отражалась дикая радость.
— Он заговорил! Скоро мы добудем все необходимые сведения. Эта раса только что открыла примитивный способ межзвездных полетов, и после уничтожения жителей одной соседней с ними планеты собиралась продолжать свою забавную игру.
— Перевоспитание возможно?
— Нет, тип «Зет», хуже не бывает.
— Что же тогда?
— Ты знаешь. Килсим на их планету!
— Я был бы счастлив не брать на себя это решение. Тхеранов с меня достаточно!
— С меня тоже, Акки. Но это неизбежно.
— Что такое килсим? — спросила Анна.
— Прибор, с помощью которого мы вновь зажигаем солнца, когда их гасят мислики, дорогая. Планета этих существ будет превращена в раскаленный газовый шар.
— Что до меня, Акки, я не стала бы колебаться!
— Оставим ненависть, она бесплодна. Посмотрите скорее!
Ксилл вошел в нормальное пространство. Экран был заполнен звездами, одна из них — совсем близко, с синеватым оттенком — сопровождалась целой вереницей планет.
— Иалтар, который будет нашим Солнцем! Вот Элла, Марс, Рессан! А звезда вон там- это солнце Новатерры. И в этой галактике, и в других, земли исчисляются тысячами, и каждая со своим человеческим сообществом! И все эти миры — наши, дорогая, наши навсегда!
Я знаю, что никто не поверит мне. И тем не менее только я могу сегодня до какой-то степени объяснить события, связанные с необычной личностью Орка, то есть я хочу сказать Поля Дюпона, самого выдающегося физика, какой когда-либо жил на Земле. Как известно, он погиб одиннадцать лет назад вместе со своей молодой женой Анной во время взрыва в лаборатории. Согласно завещанию, я стал опекуном его сына Жана и распорядителем всего его имущества, ибо у него не было родни. Таким образом, в моем распоряжении оказались все его бумаги и неизданные записи. Увы, их никогда не удастся использовать, разве что появится новый Шамполион, помноженный на Эйнштейна. Но, кроме того, у меня осталась рукопись, написанная по-французски, которую вам предстоит прочесть.
Я знал Поля Дюпона, можно сказать, с самого рождения, потому что я немного старше и мы жили в одном доме на улице Эмиля Золя в Периге. Наши семьи дружили, и, насколько себя помню, я всегда играл с Полем в маленьком садике, общем для наших двух квартир. Мы вместе пошли в один и тот же класс и сидели в школе за одной партой. После ее окончания я выбрал отделение естественных наук, а Поль, согласно воле его отца, занялся элементарной математикой. Я говорю: «согласно воле его отца», инженера-электрика, потому что, как это ни странно для человека, совершившего настоящую революцию в современной физике, Поль никогда не был особенно силен в математике и пролил немало пота, чтобы получить свой аттестат.
Его родители умерли почти одновременно, когда мы с Полем были в Бордо: я готовил свой реферат по естественным наукам, а он- по электромеханике. Затем он окончил Высшую электротехническую школу и устроился инженером на одну из альпийских гидроэлектростанций, которой заведовал друг его отца. Я в это время работал над своей диссертацией.
Надо сказать, что Поль быстро продвинулся, потому что к тому времени, когда с ним приключилось это странное происшествие, он был уже заместителем директора. Мы лишь изредка обменивались письмами. Моя должность заведующего сектором на факультете естественных наук в Тулузе не позволяла мне часто наведываться в Альпы, а каникулы я предпочитал проводить в Западной Африке. Таким образом, я стал свидетелем этого происшествия по чистой случайности.
Возник проект создания еще одной плотины в альпийской долине, и мы с профессором Маро отправились туда, чтобы изучить этот проект с геологической точки зрения. Так я очутился всего в сорока километрах от гидростанции, где работал Поль, и воспользовался этим, чтобы навестить его. Он принял меня с искренней радостью и мы засиделись допоздна, вспоминая наши школьные и студенческие дни. Он много говорил о работе, которая его живо интересовала, о проектируемой гидростанции и даже рассказал о своем недавнем романе, который, к сожалению, быстро оборвался. Но ни разу- я повторяю, ни разу- он не упомянул ничего, что относилось бы к теоретической физике. Поль легко сходился с людьми, но я был его единственным близким другом. И я уверен, что если он уже тогда занимался исследованиями, которые вскоре обессмертили его имя, он бы мне об этом обязательно рассказал или хотя бы намекнул.